Про мопса Хачика, бывшего любимца бывшей хозяйки

Историю эту рассказал мне майор полиции в отставке на прогулке с собаками в парке, где мы с ним познакомились. Сначала познакомились наши собаки, а потом уже мы с майором.

История про мопса Хачика, бывшего любимца бывшей хозяйки Тамарки.

Фото из https://oir.mobi/628538-mopsy

Тамарку забрали в полицию за какие-то нехорошие дела и она оттуда не возвращается вот уже десять месяцев. Соседи говорят, что приторговывала Тамарка тем, что запрещено продавать. Работать нигде не работала, а попивала водочку и принимала у себя гостей-покупателей. За то и «присела» на несколько лет.

Но ведь не всегда Тамарка была плохой. Бывали и другие времена.

Хачика она купила давно, когда была «в шоколаде». Купила породистого щенка с полным пакетом документов у настоящего заводчика. Даже на выставки с собакой ездила, даже какие-то дипломы получала.

Жила тогда Тамарка в собственном доме, с мужем и дочерью. Муж, правда, бросил семью, когда дочка школу закончила. Сказал, что теперь он им ничего не должен — и ушел к молодой сопернице.

Тамарка от переживаний пить стала, сначала пила тихо, без привлечения посторонних утешителей. А потом и они появились — подружки разные, друзья непонятные.

Хачик всё переживал вместе с хозяйкой. Мужа её он не особенно любил и даже рад был, что тот свалил в синюю даль. А вот Тамарку ему было сильно жаль. Ещё и дочка хозяйкина стала мать во всем винить — то ей денег надо, то одежду новую, то телефон, то компьютер. Таких денег у Тамарки не было.

Не смогла она свою печаль утопить в вине. Вместо печали сама в том вине утонула. Кредитов набрала, вместе с дочерью те кредиты проели-пропили. В результате пришлось им дом разменять на хлипкую квартирку в старом бараке на краю города.

Пить Тамарка стала ещё жаднее. Напьётся, с дочкой поругается и давай Хачику на свою жизнь жаловаться.

— Один ты, — говорит, — меня понимаешь! Люблю, — говорит, — тебя, Хачинька мой, больше всех. Больше жизни тебя люблю!

Что-что, а за собакой Тамарка следила исправно. Даже в состоянии лютого похмелья не забывала ему корм давать, воды наливала, на прогулку иногда выводила. Эти прогулки ненадолго отвлекали её от алкогольного пристрастия.

Хачик, хоть и морщился от запаха перегара, а хозяйку свою тоже любил больше жизни. Радовался, когда выводил её гулять по самым дальним дорожкам, чтобы она проветрилась хорошенько и забыла о своей печали.

Печаль эта умножалась ещё и тем, что дочка Тамаркина ушла жить к парню, которого Тамарка не одобряла.

— Мутный он! — говорила она дочери, — Испортит тебе жизнь, как твой отец мне испортил!

— По крайней мере не буду видеть твоих пьяных дружков, — отвечала ей дочь. И ушла от матери.

Вскоре у Тамарки «друг» появился, которого Хачик возненавидел всеми фибрами своей собачьей души.

Друг этот взаимно собаку не любил, называл его глупыми словами и ногой от себя отпихивал.

— Хрюкает, как свинья, — говорил он Тамарке, — И храпит по ночам.

— Сам ты храпишь, — защищала Тамарка своего любимца, но «друга» не выгоняла.

Вот с этим «другом» и стала она приторговывать преступным зельем. Хачик видел, как «друг» первый раз принёс в дом пакет с порошком и они сели этот порошок делить на мелкие пакетики.

Потом появились деньги, а с ними — новые друзья и новые попойки. Хачик прятался под кровать, когда в доме начинался очередной шабаш. Спрятаться надо было так, чтобы даже Тамарка его не нашла. Потому что, если она его находила, то начинала хвалиться мопсом перед своими дружками, а те тыкали в него своими корявыми пальцами и заставляли исполнять свои дурацкие желания — то дать лапу, то дать голос, то сидеть, то лежать… Поэтому Хачик прятался.

Однажды к Тамарке и её «другу» с обыском пришли. Пришли какие-то люди в черном, соседей понятыми позвали, молча выгребли из шкафов посуду и одежду, всё побросали на пол — и уехали.

Но, перед тем, как уехать, один из «черных» заметил за шкафом собаку. Подошел, взял Хачика на руки, поднял и внимательно посмотрел ему в глаза.

— А ты откуда такой у этой ***, — то ли грубо, то ли с сожалением сказал он мопсу, — Я бы ей скорпиона не доверил… со мной поедешь.

Распахнул свою кожаную куртку и засунул всего Хачика себе за пазуху.

Подельник его попробовал возразить:

— Не велено ничего брать.

— Так я «ничего» и не беру. Я «кого» беру.

И понёс Хачика к машине.

Однако, пока «черные» у машины переговаривались, Хачик внутри кожаной куртки извернулся и, цепляясь за штаны «черного», соскользнул на землю. Соскользнул и дал дёру в сторону своего дома. К бедной Тамарке.

— Ты смотри, — уважительно посмотрел ему вслед «черный», — Верный какой…

Догонять Хачика не стал. Сел со своим подельником в машину и уехал. А Хачик вбежал в открытую дверь квартиры и стал метаться между разбитой посудой, разбросанными тряпками и воющей Тамаркой.

— Каззлы… Всё забрали… — размазывала она грязь на своем лице, — Это сколько же нам отдавать придётся… Вовек же не расплатимся!

Дружок её после того случая как испарился. Ни разу больше его Хачик не видел и даже был благодарен за такой подарок «черным» браткам.

— Теперь, — думал Хачик, — Мы с хозяйкой заживём, как раньше. Будем гулять с мячиком, будем телевизор вместе смотреть, и никто нам мешать не будет.

Но не довелось мопсу зажить со своей хозяйкой по-прежнему. На следующий день явились к Тамарке дядьки в погонах и увели её в неизвестном направлении. Дверь закрыли и опечатали, а собаку, спрятавшуюся под кроватью, не заметили.

Остался Хачик один в квартире. Ни дочь, ни соседи не проявили любопытство — а как там собака? Жива ли?

Собака была жива. Воду Хачик хлебал из ведра, которое ему хозяйка перед арестом налила до самых краев. Мешок с кормом прогрыз и питался почти полноценно. В туалет… вот тут уж извините за подробности, но в туалет Хачик ходил прямо в квартире, уж так получилось.

Через несколько дней такой жизни в двери раздался скрежет.

— Тамарка! Ты пришла! — обрадовался мопс и выбежал в коридор встречать хозяйку.

Но то была не хозяйка. То был тот самый «черный», что хотел вынести Хачика в свой последний визит. Только сейчас он был не в черной коже, а в синем мундире с погонами. Точь-в-точь как те дядьки, что забирали хозяйку из дома.

Открыл он дверь ключом, словно пришел к себе домой.

— Ну что, страдалец, пошли отсюда, — наклонился он к Хачику, но на этот раз не стал засовывать его за пазуху, а надел на него новый ошейник с поводком и потянул за собой, — Хозяйка твоя, хоть и мр*зь последняя, а про тебя помнит.

Оказалось, что Тамарка слёзно просила сперва-наперво свою дочь забрать собаку, но та отказалась. У неё свои проблемы, и собака в них не вписывалась. Тогда Тамарка упала в ноги полиции — «в квартире, мол, собака осталась, пристройте её в добрые руки!»

Потом Хачик узнал, что «черный» с подельником обыскивали Тамарку и её сожителя за распространение ядовитого порошка. Что от этого порошка умирали люди, а Тамарка всё равно его продавала.

Забрал «черный» Хачика к себе домой и сказал, что никому его не отдаст, даже если Тамарка по УДО выйдет раньше времени.

Так оказался мопс в семье у «черного», который оказался хорошим человеком и семья у него оказалась хорошая. Жена и двое детей. Теперь Хачик гулял часто и долго, так как один ребенок был совсем маленький и выгуливали в коляске аж три раза в день, а с ним и Хачика.

По вечерам, когда «черный» приходил с работы, он брал мопса себе на колени и рассказывал ему про свою работу. Хачик внимательно слушал, стараясь уловить в потоке слов информацию о своей хозяйке, непутёвой Тамарке. Он всё равно её любил.

Тамарку он помнил всегда. Когда жена «черного» насыпала ему корм, он с благодарностью его ел, а сам отмечал для себя, что Тамарка не так сыпала. Она сыпала всегда прямо из мешка, а теперь ему отмеряют корм мерным стаканчиком. Когда в непогоду на него надевали одёжки, он отмечал, что Тамарка всегда разрешала ему гулять голым. И воду Тамарка наливала щедро из-под крана в большое ведро, а не так, как новые хозяева — из бутылки в отдельную миску.

Старую хозяйку он любил даже тогда, когда в конце своей жизни с благодарностью лизал руки «черному» и его жене за всё, что они для него сделали. Маленький мопс вмещал в свое сердце много любви — и к преступнице Тамарке, и к её неприятелю «черному». Собаке было всё равно, каким был человек — он любил человека только за то, что тот был к нему незатейливо добр. За то, что кормил, гулял, рассказывал ему про свою работу, позволял играть со своими детьми.

Хачика уже давно нет на этом свете. Его старая хозяйка Тамарка отсидела от звонка до звонка, вышла и работает вахтером в рабочем общежитии. Дочь её развелась и уехала в другой город. «Черный» вышел на пенсию по выслуге лет и водит своих внуков гулять в сопровождении щенка мопса по имени Хачик.

— Назвали так, как того страдальца. Пусть продолжает жить в этом щенке.

Черного, между прочим, зовут Николаем Васильевичем, он майор в отставке и любитель мопсов.

— У меня за несколько дней перед Тамаркиным арестом свой мопс умер от старости. Я, как увидел в той «малине» заброшенного мопса, так душа и заплакала. Хотел его ещё тогда забрать, да он утёк к своей хозяйке. Гнида она была распоследняя.

— Срок ей большой дали?

— Мало дали, — хмурится Николай Васильевич, — Сколько мы с ней разъяснительных бесед проводили, всё как об стенку горох! Хитрая была. При нас плачет, а выйдет из отделения — и снова принимается за старое. У меня тогда нервы сдали. Она же детей подсаживала на наркотики. Ладно ещё, когда совершеннолетние у неё «дурь» покупали, а когда она подарки в школу стала приносить.

— Сейчас-то она как?

— Да вроде чистая. Я ж больше не при делах, подробностей не знаю. Мне сейчас вот, — он кивнул на годовалого внука, — вот мои дела, да Хачик в придачу. Только жить начинаю.

Вот такую историю рассказал мне на прогулке с собаками один обычный пенсионер. Пенсионер с внуком и маленьким щенком мопса по имени Хачик.

Share:

Author: admin

Добавить комментарий