Продолжение, начало здесь.
Маня начала свою сказку с обычного клише: жил-был. Кто? Как заказывали — Депутат.
— А это кто? — шепотом спросил Куба.
На всякий случай он отодвинулся подальше от Мани во избежание лапоприкладства. Но Маня отнеслась благосклонно к его любопытству.
— Это такой вожак стаи. У людей тоже свои стаи бывают, как у нас. Вот у нас кто вожак?
Собаки в один голос подвыли:
— Тыыыы…
— Правильно. А у Этих вожак — Депутат.
Жил себе Депутат, жил, следил за порядком в своей стае. Вовремя стриг, вовремя доил, отстригал, откатывал, всё в дом нёс. Заботливый был. Семья у него была была — эээ… сколько… много людей.
— Стопиццот?
— Меньше, но тоже много.
— Один и о-о-о?
— Да, ровно столько. Жена была, мать жены, его мать, отец жены, его отец, брат, сват, и сколько-то там детей. Много.
Всех нужно прокормить, игрушки купить, кормом запастись… гнездо отремонтировать, чтобы всем было хорошо.
Гнездо у него было многоярусное, как у Бетькиных котов — в три этажа. И даже несколько таких гнездов у него было.
— Гнёзд.
— Что?
— Гнёзд, а не гнездов.
— Самый умный, да?
— Я больше не буду.
Маня пожевала мысль — а не наказать ли Кубку изгнанием из сказки? Но решила помиловать и продолжила:
В одном жил он с женой и какими-то детьми. Во втором его мать с отцом, в третьем её мать с отцом, в четвертом сват, в пятом брат… и тоже с детьми.
— Чьими? Депутатовыми?
— А кто их разберёт, они все на одно лицо. Я их не различаю.
Куба вздохнул. Он почему-то пожалел Депутата, которому нужно было прокормить стольких детей. Тут с одной Лялькой успевай клювом не щёлкать, без еды останешься, а у него вон какая стая… и все есть хотят.
Он издалека посмотрел на свою миску и подумал: "В следующий раз нужно будет сначала у Ляльки кусок стырить, а потом своё есть. А если Лялька будет против, то я ей скажу, что ей худеть надо".
Маня продолжала:
— Но дома он был не Депутат, а простой Этот. Поэтому жена его пилила, дети капризничали, сват с братом подзатыльники отвешивали…
— А мама?
— Мама жалела. Гладила его по голове и говорила: "Ты ж мой болезный, ты ж радетель земли русской, самый умный и самый героический".
На то она и мама. Папа тоже по голове гладил, но ничего не говорил, потому что папы в основном малоговорящие.
Зато на работе он был Депутат. Важный был, со стаей разговаривал так: "поди, принеси… поди, отнеси… цементу купи… полочку прибей…" Царь! Приказывал, как мать Ваша Этому.
— Папе? Не, она его цемент не просит покупать.
— Конечно, не просит. Приказывает. Думает, что она депутат на местном уровне.
— Каком местном?
— Первого этажа, каком-каком… Не перебивайте!
Собаки притихли. Мысль у Мани сбилась и кошка сидела в своем домике, нахохлившись.
— Ну вот… Вдохновению мою спугнули. Как теперь сказку рассказывать? Теперь нужно думать, что было дальше.
Кубе пришла в голову блестящая мысль и он её решил озвучить.
— Давай, пока ты думаешь, я свою сказку расскажу? Только это не сказка, а по правдишному. Как папа с мамой поссорились, а потому помирились.
— Не хочу. Пусть Эта сама про свои подвиги рассказывает, а ты лучше помолчи. Кажется, моя Вдохновения вернулась.
Вдохновения у Мани — та ещё подружка. Она её иногда так накрывает, что Маня преображается в режиссера и сценариста. А иногда — в литературного критика.
Но бывает и так, что Вдохновения на что-то обидится и уходит. Тогда Маня винит всех вокруг, но только не себя. Вот как сейчас.
— Всем молчать! Всё из-за вас! Одно слово — и в бан, понятно?
— В баню?
— Пошел отсюда!
— Мань, прости-прости-прости…
Куба с Лялькой зарылись в одеяла на нашей кровати, высунув только носы и по одному уху.
— Ладно. На чём это я остановилась? Ага. На работе Депутат был Царь.
На работе Депутат был царь и бог. Своих заместителей он пилил, со своим шофёром капризничал, подчиненным отвешивал подзатыльники. И только к своему рабочему сейфу он был ласков, как собственная мама. Он гладил его и приговаривал: "Ты ж мой золотой… ты ж мой кормилец…"
Сейф пух день ото дня. С ним и Депутат всё толстел и толстел, прямо как Лялька на новых харчах.
— Я не толстая!! — пискнуло одно ухо из-под одеяла, но Маня только хмыкнула.
Хорошо жилось Депутату, сытно. Пока не случилась с ним беда.
Маня посмотрела на одеяло с ушами. Оно молчало и не дышало.
— Беда, говорю, с ним случилась.
Уши молчали.
— Вы там умерли, что ли?
— Ты же сказала молчать… мы молчим.
— Когда я спрашиваю, нужно отвечать. Интересно?
Собаки вытащили головы из жаркого логова и с облегчением задышали прохладой спальни.
— Ага. К нему пришел Жекэха?
— Этот к нему скоро тоже придёт. А пока к нему пришла тетка с красной книжкой.
— Почему красной?
— Потому что это была Плокуратура.
— Зачем?
— Потому что на него секретарша нажаловалась.
— Которая распиленная?
— Она ещё жива была. Из последних сил взяла карандаш, и написала Плокуратуре.
Распиленная секретарша, другие люди и зубастые платёжки
Из последних сил распиленная секретарша взяла карандаш, трясущимися отпиленными пальцами накалякала на бумажке:
"Уважаемая Плокуратура, дело моё плохо, умираю за правду. Депутат совсем извёл, заставляет письма спонсорам писать и на почту бегать. А потом пилит за то, что спонсоры не отвечают. Я, пишет, из последних сил умираю и Вам пишу".
Тут подтянулся Депутатовский шофёр и говорит: и я имею рассказать за правду. И рассказал, как начальник его капризами изводит, то одно, то другое требует.
За шофёром потянулись другие чиновники и вообще люди. Все стали жаловаться на Депутата, как он их обидел. Особенно жаловались на платёжки, что они всю зарплату им съедают.
И трясут этими платёжками над головой, а они, которые платёжки, зубастые такие, зубами щелкают и лают: "Дэньги давай! Давай дэньги!"
Нашлись и защитники, но больше было недовольных. Так спорили, что подрались между собой. Всем хотелось, чтобы было по правде. А какая эта правда, никто не знал.
К Депутату приходит Плокуратура
И вот пришла строгая тётка Плокуратура, надавала тумаков тем, которые дрались и стучится в дверь к Депутату.
— Открывайте, гражданин Депутат, пришло время нам поговорить.
Ляля сглотнула от волнения и сказала:
— Мама тоже говорит… когда я лужу сделаю. Только она вот так говорит: "Ааа! Кто это сделал?" Я тогда сразу ей под юбку прячусь и она крутится, и смеётся.
Вот и Плокуратура тоже так сказала: "Аааа! Что это ты делаешь?"
Депутат попробовал было спрятаться к ней под юбку, но он был толстый и под юбкой не поместился. Наверное, поэтому Плокуратура не крутилась и не смеялась.
Куба шепнул на ухо сестре:
— Если мне не будешь отдавать половину из миски, то тоже не поместишься маме под юбку.
— Я не толстая!
— Толстая, и будешь ещё толще.
— Я не толстая!!!
Собаки начали месить друг друга на постели, оставив Маню с её сказкой в разинутом рте.
— Эй, вам что, не рассказывать?
— А чего он говорит, что я толстая!
— Правильно говорит. Мне дальше рассказывать, или вы сами себя развлекать будете?
Рявкнув друг на друга одновременно, собаки превратились в слух.
— Рассказывай. Мы потом додерёмся. Я ей покажу, кто в доме толстый.
Как ни выкручивался Депутат, как ни оправдывался, ничего не помогло. Плокуратура его наказала — уволила и оставила жить со своей совестью.
— Совесть, говорит, самое страшное наказание для таких, как этот Депутат.
Приход Жеки-Жекэхи
Вернулся Депутат домой, а там жена со сватом и братом уже чемоданы пакуют.
— Мы, говорят, не собираемся тут жить. Сюда скоро Жека-Жекэха придёт, мы, говорят, его боимся и поэтому пакуем чемоданы и уезжаем.
Так и уехали все вместе с детьми и с братом. Только мама с папой остались.
Ну, Депутат поплакал-поплакал, и стал готовиться к приходу Жеки-Жекэхи.
— Он его боялся?
— Он пока не знал, почему нужно бояться Жеки-Жекэхи. Пока он Депутатом был, этот вопрос его не интересовал.
И вот пришло 21 число отчётного месяца. Пошел Депутат почту из почтового ящика вынимать, руку засунул, а там…
— Что?! Какашка?!
— Дурак. Хуже. Там — ПЛАТЁЖКА!!!
— Ааа!
Вот и Депутат так завизжал. Платёжка его кааааак цапнет за пальцы!
На следующий день — вторая, а потом и третья! Гнездов-то у Депутата много!
— Гнёзд.
— Сейчас цапну.
— Ты что ли платёжка?
Не выдержал Депутат, закричал:
— Кто это мне в ящик таких монстров накидал? Я вот на тебя в полицию пожалуюсь!
А ему голос из темноты ласково и страшно:
— Это я…. твой друг Жека-Жекэха…
Куба засомневался.
— А почему из темноты? День ведь был!
— Кубка, смотри, Вдохновению спугнёшь, буду бить.
— Так ведь ты только что сказала: "на следующий день".
— Это он днём вытащил платёжки, а ночью закричал.
— Аааа… понятно… какой уравновешенный… я бы сразу закричал.
Депутат и спрашивает в темноту:
— Ты хто?…
— Я-то? Я твой доильный аппарат. Ты мной свою стаю доил себе в карман, а теперь я тебя доить буду. Плати платёжкам!
Завыл Жека-Жэкэха дурным голосом, заскакали платёжки по столу, зубами щелкают: "Дэньги давай! Давай дэньги!"
Страшно стало Депутату, одиноко… стал он маму звать.
— Я тоже маму всегда зову, когда мне страшно. Можно ещё полаять для храбрости.
— Это потому, что ты девчонка. Я вот никогда не лаю, когда мне страшно.
— Зато ты хвост поджимаешь, как трусишка зайка серенький.
— Ну и что, а зато ты толстая.
— Я красивая!!
— МАЛЧАТЬ!!!
Маня залепила обоим оплеуху, и правильно сделала. Сколько можно сказочника перебивать?
— Мне ещё как-то закончить эту вашу сказку надо. Заказали, блин, этого Жэкэху, что теперь с ним делать, не знаю. Кто это вообще такой? Откуда вы его взяли?
Собаки пожали плечами и отправили отвечать Кубу, как старшего.
— Это мама всегда говорит: "вот Жэкэха гадский, платёжек всё больше и больше, прям боюсь его уже".
— Он плохой!
— Это я понимаю, что он плохой. Только вот к чему его прилепить… А! Знаю!
Тут Маня вспомнила, как недавно Эта читала Гоголя в оригинале. Ну, читатель понял. Это был "Вий".
Маня продолжила:
Вышел тут Жека-Жэкэха из сумрака, руки свои костистые протянул и зарычал утробным басом:
— "Платёжки мои верные, ко мне! Сидеть! Лежать! Рядом!"
Куба с Лялей переглянулись.
— Мы тоже так умеем. Он, что ли, их дрессирует?
— Он их зовёт. А Депутат от страха прямо вспотел весь и давай вокруг себя круг чертить.
— Лучше тоннель или барьер. Когда на дрессировке барьеры ставят, то не всякий их возьмёт. А в тоннеле вообще можно заблудиться.
— Молчи, не мешай мне. Дай сказку закончить.
Схватил Депутат фонарик вместо свечки и начал молитву читать: "Святая Плокуратура, я больше так не буду, я буду честным и ласковым, маму буду слушать…
— Пусть ещё скажет, что секретаршу пилить не будет.
— …и секретаршу пилить не буду…
— И перед шофером извинится.
— …извинюсь…
— И платёжкам пусть зубы выдергает, а пусть они только порхают и песни поют.
— …повыдергаю и буду песни петь…
— И ещё пусть пообещает, что площадки для выгула собак сделает.
— …для собак сделаю…
— И ещё пусть отменит ветеринарки и уколы!
— … отменю ветерина… ЧТО? Вы мне тут что, диктуете, как сказку закончить?!
Маня с возмущением воззрилась на собак. Те накренились в одну сторону, готовые поймать ещё одного "леща" от строгой кошки.
— Мы помогаем.
— Сама знаю, что нужно рассказывать!
Плокуратура его выслушала и говорит: "иди, гражданин бывший Депутат, работай. Гнёзда свои продай, деньги раздай бедным, живи скромно, зарплату зарабатывай, воду экономь, и тогда Жэкэха тебе не так страшен будет".
И пошел Депутат работать, куда все люди ходят.
— Куда?
— На простую работу, вместе с вашими Этими.
Собаки почуяли неладное. "Ваши Эти" и Депутат на одной работе никак не вмещались в их голову. Папа работал с сыном в одном месте, мама — в другом… С кем работал Депутат?
— Он работает с ними одновременно. Он работает в них.
— Э?
Собаки ничего не поняли из кошкиного вывода, а я, подслушивая их из кухни, кое-что поняла… надеюсь, что поняла…
А чтобы не разводить тут очередную интригу, скажу, что окончание сказки далось с трудом не только Мане, но и мне. Смысл тут не в платёжках и не в ЖКХ, а в том, что дай мне волю, какой была бы я?
"Депутат", сидящий внутри, смог бы остаться с незатейливыми запросами на жизнь? Или мне так же, как кошкиному персонажу, захотелось бы строить гнёзда для родственников, доить народ коммунальными платежами и прочими налогами…
Наверное, с высоты прожитых лет можно сказать — не стала бы, не смог бы. Хотя никто не знает своих возможностей.
Читайте на нашем канале:
