Читатель помнит, как совсем недавно мы очередной раз стригли нашу кошку от колтунов. После каждого такого пострига Маняха становится ласковой… Но каждый раз, как только шерсть отрастает, её ласковость куда-то девается и она снова — мымра.

В этом году шерсть отросла прямо на глазах. Не в смысле «на глазах», а в смысле — оглянуться не успели, как Маняха снова — мымра.

— Отвалите все, — лежит она на краю кровати и машет лапой на всё, что шевелится, — Век бы вас не видать, тунеядцы… дармоеды… Сидите на моей шее…

— Мы не сидим на твоей шее, — посмел возразить Куба.

— А ты вообще молчи, тупиковая ветвь человечества… Сгиньте с глаз моих, не мешайте думать.

Куба, конечно, не понял, почему он «тупиковая ветвь», и почему он вообще какая-то «ветвь»… когда он — просто Куба, мамыпапин сын и вообще хороший мальчик с пушистым хвостом и шелковыми ушками.

— Ты чего такая, — пихнула кошку Ляля, — Я не люблю, когда ты такая. Не будь такая.

Маняха отошла от края в центр кровати и повернулась к аудитории спиной. Она не любила, когда её пихали.

— Вам не понять, — сказала кошкина спина двум заинтересованным в диалоге собакам.

— Это почему это? Я всё понимаю, — не согласилась Ляля, — И Куба всё понимает, просто он часто дурачком притворяется, а так он всё понимает…

— Ничего я не притворяюсь, — начал было оправдываться Куба, и кошка его тут же поддержала.

— Вот, правильно. Ничего ты не притворяешься. Дурачок ты и есть, настоящий, самый балбесистый, кондовый, махровый и хронический.

Беседа у собак с кошкой только началась, а она уже столько непонятных слов сказала, что Кубе стало обидно за свою махровую «балбесистость». Попросить Маняху обяснить значение слов «кондовый», «хронический» и «тупиковая ветвь» Куба не смел — кошка могла сесть на своего любимого «воспитательного конька», и тогда вечер мог превратиться в скучную лекцию о вреде одной отдельно взятой собаки для общества других приличных людей.

А кошка всё говорила и говорила, сидя спиной к Кубе и Ляле. Те не слушали кошкино фырканье, они заранее знали, что она может сказать.

Но не в этот раз.

— Вот как тебе роль давать, когда ты такой непонятливый? Ты же там все слова перепутаешь.

Куба и Ляля переглянулись. Какую роль?

— Какую роль? — осторожно уточнила Ляля, так как Куба боялся дышать после услышанного.

— Олухи! — гневно развернулась к ним кошка, — Я им полчаса рассказываю про постановку, а они меня спрашивают «какую роль»! Спектакль будем ставить!

— Расскажи!! — взвыли оба олуха. Они так соскучились по театру! Когда-то они ставили настоящие фильмы, но потом у Маняхи случился творческий кризис из-за колтунов, и она перестала снимать фильмы, а Кубе и Ляле очень нравились такие мероприятия! И вот кризис колтунов закончился и Маняха снова была готова творить!

— Слушайте с самого начала. Будет новая фильма под названием «Вечная драма любви». Это рабочее название, оно может поменяться.

— Детектив? — с надеждой спросил Куба.

— Мелодрама, — срезала Маняха новым непонятным словом Кубину надежду. — Сюжет такой…

Живут в одном городе две собаки. Он и Она. Живут в одном дворе. Он — в старом бараке, который скоро снесут, она — на балконе дома напротив. Они любят друг друга, но их злобные хозяева не разрешают им видеться.

— Почему на балконе? Её в квартиру не пускают? — не удержалась Ляля от вопроса.

— В квартире она воет, а на балконе её отвлекают всякие события. Больше меня не перебивай, а то будете сами спектакль ставить.

Он часто приходит под балкон и читает Ей стихи. Про любовь. Она слушает и тоже хочет целоваться, но никто её не пускает на улицу одну. Главную героиню выводят только на поводке и только в наморднике. Никаких поцелуев при таком камуфляже, конечно, быть не может.

А Он — свободный. Его каждое утро выпускают на самовыгул. Он свободен и счастлив.

— Нас мама никогда самогулять не пускает, всегда с собой водит. Или с папой. Потому что там машины и другие вредные огрызки, от них умереть можно.

Напрасно Куба встрял в кошкин монолог со своим замечанием. Маняха, вырванная из глубин своей фантазии, кинулась на бедного Кубу, как молния! Вцепившись ему в морду тремя лапами, она стала колотить четвертой его по голове, приговаривая:

— А тебя кто спрашивал? А тебе кто слово давал?

Куба, конечно, тут же стряхнул с морды кошкино тельце, помотал перепуганной головой и лёг на всякий случай подальше от кровати. Лучше он будет свои замечания делать издалека.

Маняха, снова взобравшись на кровать, собралась было обидеться и отменить спектакль. Она очень не любила, когда её перебивали или с ней не соглашались. Но фонтан фантазии уже бил ключом внутри её творческой головы, поэтому она продолжила.

— Все родственники были против их любви. Потому что их хозяева вообще друг с другом не дружили. Они вообще друг с другом воевали. Один хозяин вечно поставит свою машину на месте второго хозяина, а тот ему колеса протыкает. А первый вообще им камень в окно кинул, а другой мусорное ведро опрокинул под их дверью.

И вот Она решила перехитрить своих вредных хозяев. Позвала на свой балкон Кота по имени Монах. Он жил на помойке и был очень ученым. Тот дал ей гнилую морковку, она её съела, и уснула. Как будто умерла.

А Ему донесли, что Она умерла. Он не стал звать Монаха, а сам пошел на помойку и с горя наелся там тухлой фуагры. И помер.

А Она проснулась и увидела, что Он лежит на помойке, и тоже померла.

В общем, все умерли.

— Очень грустная история, — всхлипнула Ляля, — Настоящая мелодрама.

— Это я сама придумала, — скромно потупилась Маняха.

— Я такой фильм смотрела, — продолжила всхлипывать Ляля, — Там была девочка Юлия и мальчик Ромео, и у них была любовь. А потом они умерли… Я так плакала, а мама смеялась и говорила, что всё это понарошку. А я не верю, что понарошку. Оно всё настоящее было.

— Эту историю написал Вильям наш Шекспир, называется «Ромео и Джульетта», — не смолчал Куба, закрывая на всякий случай морду лапой.

Но кошка была бы не кошкой, если бы не нашлась, что ответить.

— Знаю я этого Вильяма. Полосатый такой, из хрущевки напротив. Когда я сценарий продумывала, он всё кругами ходил под окном — «дай списать! дай списать!» Я ему говорю — «брысь, сам свои истории придумывай!» А он настырный такой… Видимо, подслушал и первей меня снял фильму про мою историю.

— Точно подслушал, — поддержала Ляля кошку, — И всё неправильно подслушал. У него там герои — люди. А у тебя — собаки. Такой истории ни у кого нет. А кто будет играть Ону?

— Какую Ону? — Не поняла Маняха.

— Ну… Он и Она. Кто будет их играть?

Маняха почесала ухо задней лапой и немного подумала. Потом умылась передней лапкой, посмотрела на свою лапку и сказала:

— Наверное, Кубка и ты. Надо подумать над кастингом. Родственников сыграют Холька, Васька-Косой, Два бигля, Петросян со своей Жаклинихой. Этих сделаем родителями Героя.

— Они же коты, — удивилась Ляля.

— Ну и что. Тут важен духовный мир, а не внешность. Петросян с Жаклинихой — те ещё сссабаки, вполне сыграют родителей Героя.

— А Монаха? — спросил Куба издалека.

— Пригласим Бетькиного кота на кастинг.

— А Бетти? Я хочу, чтобы Бетти тоже играла, — попросила Ляля.

— Можно. Будет твоей матерью.

— А отцом кто будет?

— Отцом будет Митрич.

— Митрич же Йорк!

— Ну, почти собака. Главное, что не кот, — отмахнулась Маняха от Ляльки. Она уже устала фантазировать. Ей надо было подкрепиться и отдохнуть, прежде чем приступать к практической части постановочного процесса.

Мы тоже сейчас пойдём отдохнём, потому что нам ещё ужин надо придумать, скоро наш папка с работы придёт.

— Пошли ужин варить, — ткнулась мне в коленку Ляля, — Ты хотела нам с Кубой морковки дать.

— Только чур, свежую! — вспомнил Куба кошкин сценарий.

На фото исполнители главных ролей пытаются узнать, какой харч им полагается за работу. Режиссер явно не готов к таким трудным вопросам.